Пашков легко поместился на верхней полке балкона. Пару дней постукивал там пустой головой, пускал розоватые слюни, открывал и закрывал рот, тянул шею, стукался, ругался на голубей, они ему мешали. Затих. Серые сгустки змеями разбежались, слетели с балкона, просочились в стены, утонули в раковине, сгнили, прячась в мусорном ведре. У меня, Вики, ничего не получилось, краснокаменная сила из живота разрушает. Я печатаю, чтобы сохранить Пашкова хотя бы таким. Я печатаю письмо бабке-матерщиннице, прошу прощения, макбук опять подчёркивает красным. Попугай улетел и носится по дворам, пугая окрестных собак и кошек. Бабка бросила завод, не слышно, как матерится.
Вика ухаживает за мамой, перестала злиться на папу, мама почти научилась есть левой. Правая обуглена до запястья, подживает, красный струп сохнет и осыпается с тихим шелестом.
Когда тебе тринадцать, ты уродина, только в одежде имеешь форму и очертания, и не видно прыщи хотя бы на спине. Невъебенно большой пиджак болтается вокруг тела, твои границы расползаются, и я, Вика, с удовольствием и облегчением ползу вслед за ними, а потом отпускаю одних, без себя. Я написала много слов, много знаков –– считаю знаки, смотрю в таблицу, и каждый раз съезжаю в нижнюю строку меню, и запускаю браузер, как раз пора заканчивать, нечётное количество, я люблю нечётные числа.
На кухне и на балконе пахнет сигаретами, мама с Викой курят. В утренней взвеси тепло, бегонии и хризантемы за балконом истекают недельным дождём. Балкон большой, под крышей, прежние хозяева застеклили так, что на верхних полках из-за дополнительного пространства трупы, не расчленяя, можно прятать. Вика перегибается через балкон к цветочным ящикам. Не сильно, чтобы не упасть, дураков нет. Ящики от старых хозяев, крепкие, мама просто купила горшки. В тумане звуки, запахи глохнут. Вика запускает пальцы в землю под новой красной бегонией, неглубоко, чтобы не наткнуться. Бедная кошка вытекла и иссохла, мама купила новый горшок, чтобы похоронить, по размеру. Вика поглаживает влажную землю и любит плотную тишину. Надо осторожнее.
Вика ухаживает за мамой, перестала злиться на папу, мама почти научилась есть левой. Правая обуглена до запястья, подживает, красный струп сохнет и осыпается с тихим шелестом.
Когда тебе тринадцать, ты уродина, только в одежде имеешь форму и очертания, и не видно прыщи хотя бы на спине. Невъебенно большой пиджак болтается вокруг тела, твои границы расползаются, и я, Вика, с удовольствием и облегчением ползу вслед за ними, а потом отпускаю одних, без себя. Я написала много слов, много знаков –– считаю знаки, смотрю в таблицу, и каждый раз съезжаю в нижнюю строку меню, и запускаю браузер, как раз пора заканчивать, нечётное количество, я люблю нечётные числа.
На кухне и на балконе пахнет сигаретами, мама с Викой курят. В утренней взвеси тепло, бегонии и хризантемы за балконом истекают недельным дождём. Балкон большой, под крышей, прежние хозяева застеклили так, что на верхних полках из-за дополнительного пространства трупы, не расчленяя, можно прятать. Вика перегибается через балкон к цветочным ящикам. Не сильно, чтобы не упасть, дураков нет. Ящики от старых хозяев, крепкие, мама просто купила горшки. В тумане звуки, запахи глохнут. Вика запускает пальцы в землю под новой красной бегонией, неглубоко, чтобы не наткнуться. Бедная кошка вытекла и иссохла, мама купила новый горшок, чтобы похоронить, по размеру. Вика поглаживает влажную землю и любит плотную тишину. Надо осторожнее.
Автор: Ольга Фатеева, врач, судебно-медицинский эксперт, писатель
Иллюстрации: Александр Бессмысленный
Верстка: Александр Егоркин
Проект "Станции Дно"
Иллюстрации: Александр Бессмысленный
Верстка: Александр Егоркин
Проект "Станции Дно"
