Пашков лежит рядом с Викиной кроватью на надувном матрасе, рану на голове в больнице ему не смогли зашить, края никак не схватывались, расходились, мягкие ткани рвались дальше по швам, дыра расползалась и мохрилась вывернутыми, размягчёнными лоскутами кожи. Викина мама украла его из больницы и привезла обратно. Мама отключила телефоны, и Викин тоже, компьютер и планшет. Пашков стонет, бегает закрытыми глазами, дышит и не встаёт. Вика уже дважды перелезла через него, когда вставала, и он ничего не заметил. Мама помыла камень, обтёрла его водкой и приложила к ране. Где ты взяла этот булыжник, часа три мучила она Вику. Мама, мама, ничего-то ты не видишь, таких на балконе много.
Я, Вика, хожу по камням, они колются, они разбросаны по моей комнате, они перешли сюда, не все, на балконе ещё груда, я наступаю нарочно, боль со ступней поднимается в руки, ввинчивается в живот. Неужели это я кинула в Пашкова камень. В животе крепнет сила от боли, Вика злится на папу, злость ползёт на Пашкова –– что делать, мама.
Спрячем Пашкова в балконе под крышей на верхнем ряду, когда придут, и ты тоже там поместишься. Я боюсь без тебя там, мама. Я залезу с вами, полки большие, доски толстые, всех выдержат. Из раны на голове Пашкова перестало сочиться красно-жёлтое, полупрозрачное и густое, по краям наползла мелкопузырчатая пена. Вика тянет руки, разминает, убрать бы камень, руки онемели держать много часов. Мама несёт простыни, режет и рвёт на длинные полосы, стены съедают звук. Вика видит, как мамины пальцы схватываются за край тряпки, как начинают тянуть в разные стороны. У Вики напрягаются те же мышцы, что и у мамы, Вика повторяет мамины движения, рвёт простыни, Вика чувствует, как ослабевает связь между нитями, нити растягиваются –– до предела –– и разрыв стремится вниз, к противоположному краю.