В стене Викиной комнаты родилась пещера, из подъезда её нет, а из комнаты есть. Вика гладит кирпичи, кирпичи подаются, расступаются, обтекают и плавятся, расширяя пространство. Где же мама. Вика переносит сущности в пещеру, занавешивает серо-красным мутным пологом. Мама не найдёт. Вика нежится, купается, целуется-милуется. Вот любовь Пашкова со второго класса, Вика смеётся и радуется, позабыла всё, перебирает завядшие тюльпаны из соседней «Пятёрочки» к Восьмому марта, записочки из-под парты, дни рождения по очереди –– от Пашкова к Вике, от Вики к Пашкову, когда рядом жили. Вот масло растеклось, это Пашкова бабушка научила пирожное из двух печений с маслом внутри делать. А вот Вику мама потеряла, Вика из двери вышла и к Пашкову зашла, у них двери не закрывались, когда рядом жили, наружная железная только на сигнализации была. Все воспоминания и мысли Пашкова собрала, всё, что не знала, вспомнила.

Вика сматывает и разматывает мохнатые коконы, читает Пашковскую книгу, читает Пашкова, как книгу, переплетает лохмотья между собой, путает, ухмыляется. Чувствует силу в руках, в плечах, в груди, в животе. Сильными ногами ходит, упирается в пол, в стены, идёт по стенам, карабкается по неровным, выщербленным кирпичам в пещере, висит вниз головой. Её раздувает, она сгребает сущности, вытягивает из них новые нити, новые жилы, то тоньше, то скручивает целый канат.

Канат тащит Вику за собой.
Красное вино. Пальцы прожигают теперь даже камни, растворяют камни. Камни текут красным по полу, красное поднимается сигаретным дымом, стелется по шкафам розоватым блёклым туманом. Лакай, ты же пить хочешь. Холодно, глотку забили красным льдом. Не разжать руки, не поднять руки. Камни бесконечны, не отпускают руки, хотят истечь