Вика потеряла Пашкова, с ней что-то делают, ей больно, её несут, перекладывают, раздевают, вокруг жар, но ей холодно, ломает, она дрожит, в ушах тяжесть, голоса и отовсюду пахнет сигаретами. Мягкие простыни, колючие розы, без Пашкова страшно, а ещё страшнее, что всё это сейчас кончится. Вика пытается отбросить нить –– конец оборван, с силой сжимает последние миллиметры волокна, раздавить, вынырнуть, роется в сущностях, ищет совпадающие махры, чтобы разорвать, сжечь, раскрутить. Этот сон без продолжения.

Мама, мама, помоги мне, научи меня.

Руки, пальцы, ковыряются в ней, давят, гладят, щиплют, глаза, носы, чей-то смех, разговоры, выворачивают ноги, отпустите волосы, ремни стянули щиколотки и запястья. Пашкова давно здесь нет, он бросил её, бросил одну, бросил её сюда, он разросся и смотрит сверху, большой и толстый. Он и так толстый. В глазах черно, что-то капает Вике на щёку, на грудь. Разорвали. Разделили.

Мама, мама. Дурочка, ты пока ещё не владеешь этой силой, она новая, а ты раскрыла её, распустила. Расплющило тебя тобой же.