Вика кричит. Кошка вырвалась из Вики, просится на балкон. Кошкин бок, куда попал камень, затянулся, сопротивляется пальцам, кирпичное пятно жёсткое, каменный бок не впускает. Она царапает дверь, открывает лапой дверь, за которой красный свет.
Мама, мама, где же мы спрячемся, когда за ним и за нами придут, балкона нет больше.
Пашков, ты как себя чувствуешь. Вика, он открыл глаза. Мне пусто, мне холодно в голове. Говори громче, тебя не слышно. Я, Вика, осматриваю повязку, распускаю повязку, разматываю ссохшиеся красные ленты, осматриваю рану, трогаю рану. Кровь не идёт, рана успокоилась. В моей голове ваш балкон, ветер разбил окно, и мне дует, и очень холодно. Мама, Пашков говорит какую-то чушь. Он говорит правду, Вика. Его голова пуста, без мыслей, ты вытянула их, ты открыла им шлюз, ты открыла им выход. Твоя женская сила в красном камне умеет делать это.
Но не беспокойся, Вика, мы спрятаны, мама не даст нас найти. Мама закрыла все окна, мама закрыла все двери, мама не выдаст.

Воды, просит Пашков, воды. Вика тащит с кухни бутылку минералки. Мама, она захлопнулась за мной, она свернулась. Балкон пропал, теперь и кухни нет. Ты сворачиваешь пространство за собой, Вика. Ты принесла воду, с водой мы проживём, у нас осталось ещё много места, нам хватит. Пашков поправится, и мы отнесём его домой. Дай время, затянется эта рана. Ему нельзя домой, мама, такими словами молчит Вика. Там пусто и одиноко, мне, Вике, хочется плакать от жалости к Пашкову, к его бабке, к себе, к тебе, мама. Мама гладит Вику по голове, по плечам. Поправляет повязку на голове Пашкова, отдёргивает руку. У него оттуда торчит, потрогай, Вика. Наша кухня, и наш балкон, а на балконе кошка, вот куда всё исчезло.
Пашкова знобит, глаза закатываются, липкий пот, руками он держит голову, она трясётся, ходит ходуном, шипит, руки не могут поймать, трясутся. Визжит Вика, бегает кругами, бежит к окну, окно заворачивается, стена не пускает, отталкивает. Мама ловит, держит Вику, обнимает, остановись, остановись. Это ты, ты всё срезаешь, закручиваешь. Стой.